Журнал Витуса

Терпеть ненавижу консервировать деревенский дом на зиму. Но делать это в 20-градусный мороз и при неработающей канализации - вдвойне неприятно. Так-то обычно мы накопительный водонагреватель сливаем так - просто бросаем шланг в раковину, открываем сливной кран и уезжаем. Сама постепенно сольется и стечет в септик.

А сейчас так нельзя - приходится сливать в ведра и выносить.

Еще бы месяц и началась бы уже весна, и можно было бы дом вообще не консервировать. Но вот не вышло.

У Даймонда в "The World before Yesterday" целая глава посвящена тому, что суд в цивилизованных обществах занимает то самое место, что межклановая война в обществе примитивном. То есть не столько способ решения проблемы, сколько последний довод, готовность идти на все что угодно, лишь бы назлить противнику.

В общем-то на это есть основания. Во-первых очень много зависит от того, сколько ресурсов сторона готова вложить в процесс, во-вторых на какие жертвы и лишения готова пойти - особенно вопрос про жертвы и лишения касается всяких щекотливых дел вроде сексуального харрасмента, когда для доказательства вины потерпевшей стороне требуется полностью обрушить свою репутацию, обнародовав крайне неприятные для неё самой подробности.

То есть суд, как и война "Doesn't prove who is right, only who is left."

И это он про суд американский, который, как известно, работает намного лучше, чем постсоветский. Дальше он рассматривает многообразные механизмы урегулированния конфликтов, достижения компромиссов, существующих и в примитивных, и в цивилизованных обществах, чтобы не доводить дело до суда или кровной мести, там где суда нет. Суд и кровная месть в этих случаях выступают скорее средством шантажа, угрозой гарантированного взаимного уничтожения.

Это к вопросу о том почему люди чувствующие себя жертвами духовных вампиров, не подают в суд.

Читая Даймонда про то, как устроена война в примитивных обществах, я наконец понял в чем был неправ Гоббс, выдвигая принцип государственной монополии на насилие.

Монополия не на violence, а на venegance. не на насилие, а на месть.

Как только на какую-нибудь территорию приходит государство и монополизирует не насилие вообще, а именно месть, качество жизни у обитающих там людей резко повышается. В том числе и у тех, кто никого не обижал, поскольку за них появляется кому мстить.

Другие формы насилия государство вполне себе может не монополизировать, разрешая гражданам самооборону, защиту собственности, дуэли или даже телесные наказания рабов и слуг. Существенным является именно запрет кровной мести.

Вот одна интересная мысль, которую я уже успел вычитать из свежего Даймонда.

Что суд (и вообще аппеляция к правоприменительным органам государства) это аналог войны.

Как в догосударственном племенном обществе, так и в современных высокоцивилизованных обществах, существуют всякие согласительные процедуры, которые позволяют урегулировать конфликт, не прибегая к крайним мерам. Другой вопрос, что согласительные процедуры в традиционных обществах в большей степени нацелены на восстановление отношений между конфликтующими. В многомиллионном цивилизованном обществе люди могут позволить себе нникогда в жизни не вступать больше во взаимодействие после ссоры, а в малеьнком бушменском или новогвинейском племени — не могут.

Если же конфликт не удаётся урегулировать, в догосударственном обществе это приводит к межплеменной войне или кровной мести. В государстве — к обращению в суд.

Несколько менее очевидно, что суд и война обладают куда большим количеством общих свойств, чем то, что к ним прибегают, когда другие способы исчерпаны.

1. Они продолжительны и жутко затратны для обоих сторон.
2. Результат может быть и зависит от количества ресурсов, вложенных в процесс (закупок оружия, денег на адвоката), но крайне мало зависит от правоты или неправоты сторон.
3. Издержки на процесс в любом случае будут выше возможного выигрыша.